Семь стихотворений

Из книги «Авель тебя поцелует»

Перевела с иврита Гали-Дана Зингер

 

 

*

Время переворачивает страницу,

мелькает минута, другая,

что-то иссохшее опускается на землю,

нет никакого «ты» ни там, ни там, ни там.

Мне позволительно быть усталой ровно настолько, насколько я устала,

старой ровно настолько, насколько я стара.

 

За моей спиной ночь переворачивает листок.

 

 

*

Гиена памяти гложет кость.

Сколько ни проживёшь, не разбудишь

мёртвого ребёнка в своём лоне —

 

ребёнок держит тебя за макушку,

чтоб заморозить твои поцелуи в камень,

пока волчцы не покроют тропинку.

 

И если придёт ночью —

никогда, скажет, не позволю тебе

покинуть границы моей власти,

 

никогда не позволю тебе согреть моё сердце,

покуда я мёртв.

 

 

*

Кто стучал в дверь, когда нас не было,

разве в глубине дома мы не слышали его стука?

 

А если за стеной вообще не было дома,

и мы стучим в парящую в воздухе дверь?

 

А если нет двери, только дрожащая в воздухе ручка?

А если только стук наших сердец в пустом пространстве

выстукивает мир?

 

 

*

Атлантида тонет?

По ночам мы слышим перестук звёзд.

Это непрекращающееся движение, волны

на самом дне карабкаются, чтобы подняться.

То ли ключи домов двигаются в замочной скважине ночью,

то ли призраки продолжают вертеться в коридорах,

пишут главу в нашем дневнике, помешивают нашу стряпню.

Ночной урок муштрует уши летучей мыши.

Возвращается каменный век.

 

 

*

Море стучится в дверь, проникает под порог.

Костюм ныряльщика из изумления слишком тонкого, чтоб спасать.

Нырнёт ли с потолка дельфин унести меня отсюда?

 

Без надушенных парусов,

без западного ветра

мне нужно научить мою душу плыть.

 

С потоком раскинуть гибкие, как водоросли, руки —

должна ли я сбросить твой груз за борт?

 

 

*

Ты видишь строящийся дом

на углу улицы? Я хотела бы жить в нём.

Входить через оконные

проёмы, как голая улитка.

 

И в пустом доме напротив,

чтобы писать то, что я не могу,

там, где поэзия спит, ожидая,

что коробка тьмы произрастит зуб света.

 

Может, на крыше

присоединиться к жизни ворон,

тех, что занимают место ангелов,

вмешиваясь в происходящее у нас над головами.

 

Когда годами сидят на пороге,

столько суши помещается во рту.

 

 

*

Ночью дом клонится над водой,

раскрытый, как цветок рассвета.

Не неволь меня, говорит он,

стирая определительные знаки,

разбрасывая на веках блёстки

лезущих внутрь уличных огней.

 

Мы с домом сидим и разговариваем на кухне,

ракушка в ракушке. Безо всякого страха непохожести.

Отменена жестоковыйность стен.

Во мраке хаоса проглядывают другие наши жизни,

как кедровые орешки в шишке возможного.

 

И тогда, как перевёрнутый колокол, гость

идёт и съёживается в утреннем свете, чтоб ползти в свою нору,

только слово «дом» он бросает на землю,

а я его подбираю.