Удивительные звёзды на рассвете

Перевод с казахского Майры Айжарыковой

Рассказ

 

Сегодня с раннего утра бабушка отправила меня с Агабеком в горы на заготовку дров. Она разбудила нас, сладко спящих под тёплыми одеялами, как только на небе забрезжил рассвет и появилась синева. Под утро было прохладно, и я в тонкой рубашке так замёрз, что даже зуб на зуб не попадал.

Я целыми днями носился с мальчишками по аулу, и вчера вечером пришёл домой очень уставшим, не успев раздеться и помыть ноги, прилёг рядом с дедушкой и тут же заснул. Как бы бабушка ни пыталась, но не смогла меня разбудить, и я уснул весь грязный.

«А ну-ка, вставай быстрее! Ещё с вечера предупреждала, что завтра спозаранку разбужу... Небось замёрз под утро. Сказала же тебе, чтоб шёл домой спать», — ворчала бабушка. А может, она и не ворчала, а так просто выговаривала. Кто знает? Вообще-то, сложно определить, когда наша бабушка спокойно говорит, а когда возмущается. Мне кажется, что она всегда говорит на повышенных тонах, будто покрикивает. 

Если бы я послушался её и спал дома, то сейчас не сидел бы и не дрожал весь от холода. Но в летние жаркие дни спать в доме было просто невозможно. Потому мы любили спать рядом с дедушкой на деревянном настиле возле сливового дерева.

Разбудив меня, бабушка пошла в сарай за дровами. А я, воспользовавшись этим, сразу юркнул под тёплое одеяло. Согревшись, я почувствовал приятную истому, и меня потянуло ко сну. Я только стал засыпать, как кто-то начал пальцем щекотать мою ступню. Я весь съёжился, свернулся клубком. В следующее мгновенье чья-то рука резко сорвала с меня одеяло. Это был Агабек. Стоит и смотрит, посмеиваясь, на своего братишку-засоню. Он давно уже встал, оделся и готов идти выполнять просьбу бабушки.

Я зашёл домой, поел немного лепёшки и выпил чашку кумыса. Надев свой старый пиджак, я с Агабеком отправился в путь.

Брат мой оседлал синего осла, а я — на чёрной ослице, только недавно родившей такого маленького, симпатичного ослёнка. У нас у обоих аркан — длинная, толстая верёвка для завязывания хвороста. Агабек положил свой аркан на седло и удобно расселся на нём. Я сделал так же, как и брат, но усидеть не смог: при ходьбе верхом на ослице узелки верёвки беспорядочно двигались подо мной, будто заигрывали. Длинный моток покачивался из стороны в сторону, и мне стало от этого щекотно. Я даже чуть не упал с ослицы. Бабушка говорит, что те, у кого сильная щекотка, зачастую бывают ревнивцами. Вообще-то, она права. Это  так... Намучившись с арканом, я взял его и небрежно привязал за ленчик седла.

Немного проехав, я почувствовал, что уже согрелся и пробудился. Но большой палец на правой ноге всё ещё мёрзнет. Дело в том, что на днях носок моего жёлтого ботинка продырявился. Бедный мой ботинок, чего только не пережил: не сосчитать, сколько раз он безжалостно лез в воду, надрезался об кочки и колья, спотыкался о камни и щебень, засушивался в знойное пекло, обмазывался о свежий асфальтовый грунт, пудрился в густой дорожной пыли, проваливался в болотистую жижу и простаивал в вонючей лужице. Он весь растрепался и износился, а в добавок ещё и продырявился. Буквально вчера, играя с мальчишками в футбол, я так сильно пнул мяч, что ботинок мой порвался и из него внезапно выскочил большой палец, словно игривый сурок из норки.

Вчера, когда я поглядывал на свой ботинок и на торчащий из него палец, он мне казался смешным и забавным. Но сегодня это была уже невесёлая картина, потому что ботинок почему-то выглядел грустным. Вид у него был печальный, хмурый: обувь словно побледнела, потускнела. Вы не можете себе представить: этот жёлтый ботинок — четвёртая обувь за лето! Бабушка каждый раз, собираясь за очередной покупкой, возмущённо твердит: «Пусть лучше я сдохну, но ни за что не куплю тебе обувь!»  Не дай бог: если она умрёт, то, естественно, не купит мне ботинки. Пусть лучше она не умирает! Кто же пойдёт за обновкой на базар, если не бабушка?! Поэтому я хочу, чтобы она была жива! Но если я целыми днями буду носиться по улицам за мячом, то сколько же ещё изношу ботинок?! Подумать только!.. И бабушка опять будет пугать меня тем, что она «лучше предпочтёт умереть, чем будет покупать мне ботинки». Нет-нет! Простите меня! Но я не из-за этих ботинок, а за бабушку переживаю, конечно...

Спустя время из-за высоких гор стало подниматься солнышко. Роса на траве переливалась на солнце тонким золотом и светила как звёздочки. Мне казалось, что, как только наступала ночь, большие яркие звёзды спускались с небес на сочную молодую траву и засыпали. А когда чуть забрезжит рассвет — они просыпались и торопились наверх, к родным просторам. Как же красиво и обворожительно вокруг! Ура! Мы с братом идём по мураве, и рядом с нами светятся звёзды.

Как только мы вышли к окраине аула, ослица подо мной стала лягаться. Мы с братом решили не брать с собой ослёнка: боялись, что он может устать по дороге, и заперли его в сарае. А теперь вот ослица всё норовит сбежать в аул к своему недавно родившемуся ослёнку.

Везёт же Агабеку. Он едет себе спокойно, лишь изредка ударяя ногами по бокам синего осла. А чёрная ослица подо мной всё никак не успокоится. Вначале она стала взбрыкивать на месте и попыталась скинуть меня. Я со всей силы ухватился за её шею и старался крепко держаться за неё. Ослица вдруг встала как вкопанная и, немного погодя, стала кружиться на одном месте. Вертелась по кругу, точь-в-точь как конь батыра Амангельды! Но когда из этой попытки ничего не вышло, она повернулась в сторону аула, а затем дико и протяжно заревела. Агабек, видимо, был занят своими мыслями и будто забыл, что вслед за ним неспеша бредёт на упрямой ослице младший брат. Неожиданный громкий рёв животины нарушил горную тишину, и брат, вздрогнув от испуга, повернулся назад.

— Аға[1], посмотрите-ка, какая она своенравная и непослушная. Как бы я её не стегал, но она ни в какую, — пожаловался я.

— Что, не можешь управиться с ней?! Ты же мужчина!

Ну вот, стоит тебе узнать Агабека, так он не упустит случая, чтобы напомнить тебе, что ты родился мальчишкой, а не девчонкой. Чуть что так сразу бросается словами: «Ну ты же мужик!» или «Эх, малой! Тебя ещё называют мужчиной...» Интересный, однако, этот Агабек. Ну не все же мальчишки на этом белом свете такие высокие и здоровые, как он. Ну есть среди нас и такие хилые, щуплые, как я, которых ветром шатает. Да ещё эта брыкливая ослица... Я посмотрел бы на него, если бы под ними была такая скотина.

Как бы брат ни понукал меня к смелым движениям, у меня ничего не получалось. Тогда Агабек привязал аркан за шею чёрной ослицы и повёл нас за собой. Животное невольно подчинилось и безропотно направилось вслед за ним. По словам дедушки, сила и мощь моего брата в его руках, а моя сила заложена в моих волосах и в моём языке. О боже, вы бы видели мою шевелюру! Это не  волосы, а вредные ежовые колючки! А язык мой... Уж лучше ничего не говорить! Чего только я не натерпелся от своего злостного, колючего языка. Мой язык словно сила: или камни разобьёт, или голову расшибёт. Но пока что он, к сожалению, разбивает лишь головы...

Вообще-то, дедушка любит Агабека больше, чем меня. Однако, когда мои родители изъявили желание взять меня к себе в город, дедуля тут же стал проявлять чрезмерную заботу обо мне, осыпая меня при этом словами «мой миленький, мой родненький», «жеребёночек ты мой», «верблюжонок ты мой». Бывает, посадит меня перед собой и начинает расспросы:

— А ты чей сынок?

— Дедушкин.

— А как зовут  его?

— Ален!

— Ой, золотой мой! — расплывается весь в улыбке довольный дед.

А бабушка моя... Милая моя бабуля! Она всех нас одинако любит и готова разделить своё сердце на мелкие кусочки, чтобы одарить внуков своею безграничной любовью. И приголубит она, и поворчит на нас. А мама видит во мне только свою собственность. Когда она приезжает в аул, то говорит: «Аркаша (она так называет брата, Агабека) совсем уже чужой для нас. А вот ты — наш... только мой ребёночек». Потом, посмотрев на отца, снисходительно спрашивает его: «Ведь так же, папочка? Скажи...» Отец, в свою очередь, молча кивает головой, выражая своё согласие. При этом он весь в своих думах...

Мы не спеша поднимаемся по обрыву, который в народе называют «Упавший башмак». Стоит посмотреть вниз, так тут же закружится голова. Поэтому я стараюсь не смотреть туда. Но не смотреть у меня не получается. Как бы я ни старался, но время от времени мне так и хочется взглянуть вниз: интересно, а что же там находится? Говорят, что в былые времена по этой горной дороге шёл старик за дровами. И, топая по скалистому бездорожью, он не заметил, как с его ноги слетела обувь и покатилась вниз. Быть может, он так же, как и мы, ехал на осле, и когда ногами ударял по бокам животного, то один башмак свалился. С тех пор этот обрыв носит такое название.

Представляете, а мне сейчас в голову пришла одна прекрасная идея! Думаю, что сейчас и именно здесь лучше всего избавиться от своего ботинка. Это лучшее место, где, не раздумывая, можно выбросить жёлтый ботинок и ни капельки не пожалеть об этом. Ведь об этом не узнает ни одна душа! А бабушке скажу, что и не заметил, как он слетел с моей ноги и покатился вниз. Ведь мы же не бездельничали, а всё-таки поднимались в горы за дровами! Потерял старый — значит, купят новые! Всё, вопрос решился! И нечего переживать! А если бабушка увидела бы эту несчастную обувь, то заворчала бы: «Ах ты негодник! И месяца не прошло, как мы купили тебе эти ботинки. Опять ты их порвал. Не видать тебе обуви! Ходи теперь босиком...» А если я скажу, что потерял их,  то бабушка, конечно, купит мне новые... А мамочка моя, услышав это, сразу бы побежала в магазин. Но сейчас она с отцом отдыхает в Ялте. Или же мне всё-таки написать ей письмо и сообщить, что у меня порвался ботинок? Но нет, пока письмо дойдёт до них, пока они вернутся — это столько времени пройдёт!

Кто знает, быть может, это место впредь будут называть «Упавший ботинок»? А что, звучит неплохо. И все, кто будут проходить по этому обрыву, непременно спросят: «А чей был ботинок?» — «Ботинок Жанибека». — «А обувь была какая? Красивая?» — «Ну обычный жёлтый ботинок. Правда, носок был порванный, из которого торчал большой палец». — «Ах, надо же!»

Чуть погодя я всё-таки решился и, сняв свой ботинок, выбросил его в обрыв «Упавший башмак». Обувь кувырком полетела вниз и упала в овраг. И тут я закричал:

— Агабек! Мой ботинок упал.

— Куда?

— В овраг!

— Эх, надо же!

Брат тут же уздой удержал голову синего осла и, повернувшись ко мне, стал неторопливо спускаться с животного. Вы же не знаете, какой мой брат добрый и заботливый! Он не поленился и приступил к поискам ботинка.

— И куда же покатилась твоя обувь? Она здесь выпала или потерялась по дороге? — тщетно расспрашивал меня Агабек.

— Не знаю...

— А ты куда смотрел? Ворон, что ли, считал?

— Не-е. Тут же не летают вороны...

А сам стою и про себя проговариваю: «Лишь бы не нашёлся этот ботинок». Агабек не спеша рассматривает местность, внимательно заглядывает под каждый куст. А я наверху, оседлав свою чёрную ослицу, смотрю вниз и вижу, как мой ботинок повис на кусте шиповника вверх подошвой. Кажется, ботинок обиделся на меня — даже не захотел лежать лицом вниз, а перевернулся и висит теперь, сверкая подошвой на солнце.

— На, держи! — крикнул брат и с размаху кинул обувь в мою сторону.

Я же беспечно сидел и ждал, когда ботинок прилетит и сам плавно наденется на мою ногу. В ожидании я даже вытянул ногу, чтобы ботинок легко наделся на неё. Но обувь полетела вверх и со всей силы ударилась о чёрную ослицу. Животное испугалось, взбрыкнуло и, сбросив меня, побежало. Я, невольно расставив руки, с вытянутыми ногами полетел в сторону, словно подбитая шапка. Сильно ударившись о землю на краю обрыва, я заревел от боли... Слава богу, ноги-руки целы! Вроде ничего не повредил. А если бы я, как этот ботинок, полетел бы кувырком вниз?! Даже представить себе это страшно!.. А чёрная ослица, словно бешеная, что есть мочи побежала в сторону аула. 

Агабек растерялся и начал кричать:

— Жанибек, Жакентай! Я сейчас!

Увидев, как я с рёвом поднимаюсь с места, он побежал по краю оврага, чтобы поймать чёрную ослицу. А я сижу и продолжаю хныкать. Синий осёл презрительно посмотрел на меня, будто хотел сказать: «Так тебе и надо, негодяй!» Агабек поймал «беглянку» и привёл ко мне.

— Теперь будь осторожен! Не упади! — предупредил он меня.

Чем ближе мы поднимались к горам, тем чаще на нашем пути стала встречаться густая растительность; с деревьев осыпались сухие сучья, а под ними валялся хворост. Мы шли по густой лесополосе, раздвигая сухие ветки на пути, перешагивая через мшистые корни кустарников и деревьев. Когда увидели два высохших дерева, лежавших поперёк узкой тропы, остановились и слезли с ослов. Я захотел воды и направился к речке. Утолив жажду и наевшись дикой смородины, я решил помочь брату, но когда подошёл к нему, то увидел, что он давно уже собрал целую гору хвороста и навьючил их на обеих ослов.

На обратном пути чёрная ослица подо мной стала упираться и артачиться. Я еле держался на ней, покачиваясь из стороны в сторону, временами подпрыгивая, и казалось, что мои внутренности вот-вот вывалятся наружу. Как бы я ни подтягивал за верёвку на шее, скотина никак не хотела подчиняться мне. Вот-вот готова помчаться галопом. Не дай бог, если понесётся вперёд, то мне — конец! Ведь опрокинет и меня, и стог хвороста — и полетит к своему ослёнку. Почуяв страстное рвенье ослицы, Агабек решил обуздать её и, срубив под корень дикую яблоню, привязал её к аркану, который держался на ленчике седла. Теперь чёрная ослица невольно тащила ещё один груз. Шаги её уже замедлились...

Раньше я всем мальчишкам рассказывал о том, какой же сильной была эта ослица. Ей ничего не стоило пройти через трясину и протащить на себе две огромные фляги с водой... С тех пор как в Танабулаке стало меньше питьевой воды, мы начали таскать её из родника Шалкар-ата. За пару недель окру́га Танабулака превратилась в болото: нельзя ни животных прогнать, ни самим пройти. И, направляясь за водой в отдалённый Шалкар-ата, нам приходилось обходить это зыбкое место. Кстати, недавно мы с ребятнёй решили посоревноваться, чей осел самый сильный и выносливый. Нагружая их флягами с водой, на обратном пути мы специально пускали животных по трясине. Кто прорывается через эту зыбь, тот — победитель. А слабаки застревают в болотце. Обычно этот тернистый путь проходили лишь два осла: один — наш синий осел, другой — Убижана. А чёрная ослица была худышкой, и поэтому надолго застревала в этой проклятой трясине. Но сегодня у неё неизвестно откуда появились силы, и она готова была сметать всё на своем пути...

Когда мы приближались к аулу, солнце садилось у взгорья и роняло вокруг свои багровые жаркие лучи. Нет ничего лучше, чем красивый вечерний закат! Удивительно, сколько же необыкновенно красивых цветов вечером! Спускаясь в глубокий овраг на окраине аула, мы увидели, как с пастбищ неторопливо шли коровы, поднимая облако белой пыли, а за ним тянулись овцы и бараны. Мальчишки, гонявшие мяч на лесной поляне, вынуждены были прервать игру, чтобы пригнать и развести скотину по домам. По всей улице было движение. 

Сегодня бабушка мной довольна, никак не нарадуется и хвалит меня: «Ах ты мой золотой!  Мой помощник! Вот, значит, уже подрос, теперь мне подмога!» Бабуля меня так расхваливала, будто этот хворост привез только я. Агабека она даже не упоминала. А он не спеша разгрузил весь сушняк и занёс в сарай. Ослица, наконец-то освободившись от ноши, рванула к стойлу. Но, с диким рёвом выбежав оттуда, она поскакала вокруг сарая, ища своего ослёнка.

— Ойбуй, да что ж теперь делать-то? — растерялась бабушка. — Несчастное животное... причитает, ищет своего детёныша...

Не забуду тот день, когда бедная ослица стремглав побежала на пастбище, где кучками свободно бродили, а кое-где на привязи паслись ослы, и, не найдя среди них своего ослёнка, дико ревела и зазывала детёныша... Судьба порой бывает жестокой: она не нашла своего ослёнка. А может, нам не стоит сетовать на судьбу. Быть может, в трагедии ослицы виноваты и мы. Порой их судьба оказывается в руках человека. Если бы в тот день мы не запрягли чёрную ослицу, быть может, она была была рядом со своей недавно родившимся ослёнком...

С утра, спозаранку, когда бабушка зашла в сарай за кизяком, то не заметила, как ослёнок выскочил наружу и убежал. Он нёсся по улице и попал под колёса мчавшейся машины...

Мы до полуночи ждали ослицу, но она не появлялась.

— Видать, нашла своего ослёнка, — сказал дедушка, снимая свои ичиги. — Я утром ещё попросил Абзакира отнести подальше от аула ослёнка, но он, видимо, поленился... Эх, бессердечный...

Я долго не мог уснуть, всё смотрел на звёздное небо. Мне казалось, что звёздам на небе тоже грустно и печально.

«Бедная ослица, видимо, предчувствовала беду... Но откуда ей ведать, что может произойти с её ослёнком? Если бы она знала, что его постигнет такая беда, то ни за что не оставила бы его одного...»  — думал я про себя.

И тут перед моими глазами вспыла чудная картина: утренняя роса, переливаясь на солнце тонким золотом, светит как звёздочка. И маленькому ослёнку, так же как и этим звездочкам, суждено было загореться и быстро погаснуть.

В ту ночь я видел странные сны: будто чёрная ослица нашла своего ослёнка и от счастья громко кричала; а с курорта возвратились мои родители, и мы с радостью встречаем их...