Лето и конец пророчества

Перевод с иврита — Александра Бараша

 

В издательстве книжного магазина «Бабель» в Тель-Авиве выходит новая книга избранных стихотворений классика израильской поэзии 20-го века Йегуды Амихая. Составитель и переводчик —  известный русский поэт Александр Бараш, живущий в Иерусалиме с 1989 года. «Лето и конец пророчества» — один из циклов, входящих в новый сборник Й.Амихая. 

 

1.

 

Это лето и пляж в Ахзиве[1] — опять и опять.

И я, и ты — опять и опять. Мы знали, какой большой груз

ответственности на нас. Мы тяжелее воздуха, тяжелей воды.

И какой груз ответственности на птицах, им приходится

петь брачные песни ещё и за немых рыб в море,

и какая ответственность у зверей, которые рычат —

озвучивая счастье людей во время любви.

И какой груз на двоих, таких, как мы,

которые воплощают в своей любви ещё и

всех тех, кто никогда не был вместе или расстался.

 

2.

 

Каждый год мы приезжаем сюда, в Ахзив,

каждый год в это время, как в Библии, мы возвращаемся

в дом, где были вместе много лет назад. Дом разрушен,

на его месте красивая лужайка над пляжем. Но мы

возвращаемся в дом, и по-прежнему поднимаемся по ступенькам,

и пригибаем голову, чтобы не удариться о низкую притолоку,

которой нет, поклон и кивок головой, словно ритуал.

Это тоже начало новой религии.

 

3.

 

Из окна, которого нет, мы видим наших детей,

они ищут на древнем холме игрушки, потерянные вчера,

и находят кувшины и осколки кувшинов прошлых столетий.

Пропасть между поколениями заполняется пылью и песком,

и костями людей и животных, и больше всего — разбитыми кувшинами.

Разбитые сосуды говорят правду. Новый сосуд — это красивая ложь.

 

4.

 

Лето у моря. Первый ноготь трескается

на ноге молодой женщины. Первая печаль проникает

в глаза мужчины. Они лежат, обнявшись, на песке

на берегу, и песок проникает в часы на запястьях —

и превращает их в песочные часы.

Часы остановились и не знают времени. Она сказала:

«Песок попал в часы». Он сказал: «Нужно снять часы».

Двое рядом с морем, два песочных человека.

И даже флаг, который предостерегает об опасности на вышке спасателя, —

это праздничный флаг, и он развевается на ветру.

 

5.

 

Последний свет дня набухает на серой стене дома

и утешается, затихает. Оливковые деревья показывают друг другу

цвета своих листьев, зелёный и серебряный, — это всё, что у них есть.

Морской ветер дует сквозь пустые стулья,

Он меняется не от того, где оказался, а сам по себе.

«Так поможет нам Бог и так добавит»[2].

Добавит, добавит. Хорошее или плохое, свет и тьму.

Солнце меняет цвета на закате, как человек

переходит с одного языка на другой или от пения к разговору

и от разговора к бормотанию, шёпоту и безмолвию.

С расстояния это словно звук игры в пинг-понг:

вера в единого Бога и уход от него, и обратно, как в игре.

 

6.

 

Двое любят друг друга на надувном матрасе,

они наполнили его вместе своим дыханием. Аминь.

 

7.

 

О, пустое пророчество календаря в начале года.

О, память пляжных стульев, сложенных вместе

зимой и связанных железной цепью, как рабы —

гребцы на корабле в древние времена. Рабы памяти.

Тело помнит движения, технику плавания, помнит

прошлое лето — и каждое из всех, что были раньше,

Плаванье, движения, которые пришли из любви

и вернулись в любовь. О, великое пророчество

о том, что было, и о том, что будет.

А на другом, далёком конце пророчества, —

купальник, повешенный для просушки.

 

8.

 

На обратном пути в Иерусалим мы остановились в Аква Беле —

долине, где красивая вода. Сидели в тени замка крестоносцев,

но это был не замок, а женский монастырь. И монахини оставили

нам в дар свою любовь. И как мы успокоимся, затихнем,

если на нас — вся ответственность за их любовь.

Цветы у воды — это клятвы и обеты,

теперь они украшают нашу жизнь своими оттенками

и ароматом безнадёжности.

А бегущая красивая вода — это нарушение клятв и обетов, 

нарушение, нарушение.

 

9.

 

И как мы любили друг друга в лесу,

посаженном в память о погибших в Катастрофе.

Мы помнили только себя прошлой ночью.

Лес помнил за нас — и дал нам возможность любить.

Ты помнишь, как мы сбросили одежду

в сумасшедшем порыве желания: верхняя

слетела, как тяжёлые птицы на ветки деревьев,

а нижнее бельё осталось на земле, зацепившись

за колючки терновника, словно змеиная кожа.

А ботинки стояли в стороне и, широко открыв рты,

славили Бога.

 

10.

 

Лес памяти, где мы любили, сгорел в большом пожаре,

но мы остались живыми и любящими

в память о сгоревшем лесе и в память

о сожжённых, которых помнил лес.